В рамках прошедших недавно в Чебоксарах Дней культуры Москвы в Чувашии в Национальной библиотеке побывал Виктор Ерофеев. На встречу с ним пришли те, кого не оставляет равнодушным творчество известного писателя, литературного критика, культуролога, ведущего телевизионной программы “Апокриф” на канале “Культура”. Людей было столько, что мест в довольно вместительном зале для всех не хватило, но те, кому не повезло, безропотно простояли почти два часа вдоль стен.
— В моей программе “Апокриф” на канале “Культура” в течение восьми лет я пытаюсь очень аккуратно, как детишки из лего, выстраивать наши человеческие ценности, — сказал телеведущий. — К счастью, нашлись люди, которые поняли, что в этом есть какой-то смысл. Программа очень свободная, не похожая на другие. Я не вещаю от лица Истины, это личное мнение. Собираю людей, которые дают зрителям, причем самого разного культурного потенциала, возможность в течение 40 минут раз в неделю поразмышлять о ценностях, хотя вижу, что на других телевизионных каналах с огромным удовольствием их уничтожают. Можно ли жить без этих ценностей? Да, ничего страшного, звериного в нашем обличье не появилось. Можно ли жить дальше? Не знаю. Думаю, мы так много теряем, что в конечном счете должны сильно расплатиться. А вот как, непонятно.
— Если бы вам задали вопрос “Кто такой и что такое Виктор Ерофеев?”, как бы ответили?
— Я на него всю жизнь отвечаю. Очень мало людей думает, что за фамилию они носят. Моя фамилия Ерофеев греческого происхождения, но я — стопроцентный русский. Произошла она от имени Ерофей кого-то из моих далеких родственников. Складывается из двух корней. Нетрудно догадаться, что первый Еро — эрос, что значит любовь, второй фей от тео, а Тео — это Бог. И, казалось бы, звучит напыщенно, но если перевести на русский язык, это просто боголюб.
— Чем писатель отличается от всех других людей?
— У нас книжки пишут актеры, режиссеры, журналисты... А может, писатель — тот, кто может придумать острый сюжет? Так все могут его придумать — у нас вся страна состоит из острого сюжета. Писатель на самом деле отличается тем, что у него абсолютно другое отношение к слову. Он не является мастером слова. Булгаков совершил некоторую ошибку, назвав свой роман “Мастер и Маргарита”, потому что писатель — не мастер слова. Он, скорее, антимастер, раб слова. Только, чтобы идти за словом, нужно его сделать свободным, а это непростой шаг. Писатель похож на старый советский радиоприемник с зеленой лампочкой. Из него всегда треск раздавался, когда ручку крутили. Писатель — это человек, в которого проникла какая-то энергия, и он из нее составляет свои слова. Лучше всех это понимал Гоголь, который писал Жуковскому: “Мои ненаписанные произведения — это мои небесные гости”.
— Кого считаете настоящим литератором нашего времени?
— В каждой стране, думаю, по два-три есть. Во Франции это Мишель Уэльбек. Считаю очень хорошим, очень “наполненным” так же ругаемого, как меня, Володю Сорокина. Ранняя Татьяна Толстая — совершенно замечательная писательница. Затем Людмила Петрушевская, Андрей Битов, Фазиль Искандер. Виктор Пелевин — очень хороший писатель, но не всегда. Ранний Лимонов с его стихами, поэт Лева Рубинштейн, недавно умер прекрасный великий поэт Дмитрий Александрович Пригов…
— Что для вас свобода? Чувствуете ли себя свободным?
— Мы проявляем свободу в ответственном выборе всего того, что предоставляет нам жизнь. Если сидим в столовой и выбираем между рыбой и мясом, то пребываем в состоянии свободы, так же, как и при выборе подруги жизни, профессии, друзей... Это состояние присуще только человеку, и чем больше у нас возникает возможности проявить ответственность в выборе, тем больше у нас существует свободы. Я не скажу, что свобода это только ответственность, она гораздо шире и проявляется и в нашем подсознательном мире, снах, в творчестве. Но если мы объединим все формы свободы, то поймем, что она — это то, что нас в конечном счете превращает в личность. И чем больше в нас личность, тем больше в нас свободы.
— Когда впервые услышали слова чуваш, чувашский народ, Чебоксары? Кого в Чувашии знаете?
— Я много езжу. Мои поездки научили меня очень внимательно наблюдать за тем, что вижу. Не могу сказать, что с Чувашией у меня сложились какие-то особые отношения, кроме одного случая. Считаю, что у вас жил гениальный поэт Геннадий Айги. Думаю, одного его хватит сразу на несколько народов. Вот уж кто понимал, что такое свобода. Был человеком независимых взглядов: вел себя независимо и писал независимо. Причем с самого начала, с 50-х годов ХХ века. Чувашия для меня — это Айги. Хорошо бы ему памятник поставить в вашей республике и улицу назвать в его честь.
— Вас обвиняют в русофобии...
Я воспринимаю любовь к стране, к родине конкретно. Очень многое в России люблю, и один из результатов любви — то, что здесь живу. А выбор у меня был. Я живу в России, но очень не люблю многие проявления государственности. Мне кажется, что все время происходит подмена. Я люблю страну, а государство спрашивает: “А ты меня любишь?”. Если нет — значит, и страну не любишь. Мне кажется, Россия как государство совсем нас не любит. Изо дня в день, из века в век. И ходим мы с неразделенной любовью.
— Как приняли ваше произведение “Жизнь с идиотом” друзья, коллеги, критики в момент его появления? Расскажите о дальнейшей судьбе произведения, были ли попытки его экранизировать, поставить в театре?
— “Жизнь с идиотом” — рассказ, который нашел признание у Альфреда Шнитке: он написал оперу. Это высшее творческое признание.
Шнитке — один из тех людей, с которыми я дружил и которого считаю гением. И если меня спросят, кто такой гений, я могу рассказать, потому что с несколькими был знаком. Я — автор либретто оперы, Борис Покровский — режиссер, Мстислав Ростропович — дирижер.
Закончился первый акт, королева давала для нас коктейль с шампанским. Подошел к ней. Она: “Мсье Виктор, для меня ваша опера слишком крутая”. Я: “Ваше величество, второй акт будет еще круче”.
А с негром получилась особая история. Запустили мы эту оперу. Две недели идет. И как-то директор театра приглашает меня к себе в кабинет, говорит: “Ерунда получилась. Вчера приходил попечитель театра, он спонсирует нас, посмотрел репетицию и запретил спектакль. Почему? Потому что негр не может петь идиота. Это политически не корректно: все над ним издеваются”. Глаза у меня на лоб полезли. Что делать? Говорю: “Давайте мы его белой краской выкрасим”. Он: “Мысль хорошая”.
Спектакль был спасен. Ему сопутствовал мировой успех. Все иностранные газеты писали: “Собрались русские диссиденты и “выставили” коммунистическую политику Ленина навсегда”. А мы Ленина “нашли” только потому, что деваться нам было некуда из-за их политической корректности.
— Какую роль в вашей жизни играют вера в Бога и семья?
— Большую. Писатель, который не верит в Бога, просто не писатель. А что касается семьи, то она очень для меня важна, потому я и написал автобиографическую книгу “Хороший Сталин”. На самом деле это роман о моем отце — личном переводчике Сталина на французский язык, а затем помощнике Молотова. Сейчас ему 89 лет.