Праски Витти

Молитвы Измаила

Выставочный зал на набережной представляет в эти дни экспозицию, способную вызвать не только определенный интерес у зрителей и профессионалов, но и споры о понимании старого и нового в живописи, древнего и авангардного, узконационального и космического.

Заслуженный художник Марий Эл ИЗМАИЛ ЕФИМОВ недавно отметил свое пятидесятилетие. Он — очень заметная фигура в соседней республике, не чурается чиновничьих обязанностей (дважды избирался председателем Правления художников Марин Эл) и участия в разработках госгеральдики. Однако его абстрактно-символические композиции, интерпретирующие мифологические образы финно-угорских народов, вдруг показали совсем иного художника, избежавшего внешней суеты и отвлечений от главного. Сделанные за последние 2-3 года, эти работы продемонстрировали и логичность, и неожиданность некоего открытия, происходящего по творческим законам, известным только художнику. Своими размышлениями по поводу этой выставки согласился поделиться чувашский художник ПРАСКИ ВИТТИ.

С Измаилом я познакомился в Венгрии, там в русском посольстве часто устраиваются различные выставки. Мне как-то сказали: знаешь, тут появился один интересный мариец, чем-то схожи ваши пути.

Надо сказать, что сами венгры в исследованиях финно-угорского мифологического мира, этнографической культуры работают очень плодотворно и очень хорошо в этом ориентируются. Сюжетные, знаковые мифообразы в виде животных, геометрические интерпретации, образы шаманизма — все это они тщательно исследуют и разрабатывают. Их также очень интересует тайносмысл вышивки, и, творчески их интерпретируя, они стремятся так же, как и мы, их прочесть. Ведь в этом скрыто очень многое, и если мы прочтем их, то, может быть, поймем как причины смятения финно-угорского мира, так и то, что с нами может произойти в дальнейшем. Вы посмотрите: в самые торжественные дни своей жизни финно-угор одевал на себя вышитую одежду и представал перед богами. Значит, это или «спецодежда» для перевоплощения, или, скорее, защита духа, чтобы боги приняли нас в «общий хоровод».

Об этом — «Древний мир» Измаила Ефимова. Хрестоматийных учебников по древней вере у нас нет, поэтому нет и строгих канонов. Сцена перевоплощения человека изображена совершенно произвольно. Мы можем здесь полагаться на интуицию, подсознание.

Измаил — как бы спонтанно возникший художник. По-моему, это связано с личным ПРОЗРЕНИЕМ. Если хотите — откровением (по-церковному выражаясь). Художник прозревает гармонию, цельность, т. е. суть мифологическую, историческую, языковую, культурную. Во всех ипостасях он стал един, прозревши. К этому подводит только долгая работа, которая суть целая система, только профессиональная деятельность, смею утверждать, как вода точит камень, — неожиданность надо «заработать». Интеллектуальный и технический уровень российского художественного образования очень высок (посмотрите, как прекрасно он реализовывает свою подготовку: тут и пастозная живопись, фактурная, живопись а-ля прима, многослойная, прозрачная живопись, акриловые краски, карандаш, акварель...). Он достиг виртуозности, и эта виртуозность выводит его за пределы привычного. Эта подготовка как инструмент позволяет ему заглянуть в область мистики, религии, этнографии, археологии... Думаю, что, как человек талантливый и любознательный, Измаил много знает. И вместе с тем его творчество не обросло ни корыстью, ни экономической или политической спекуляцией (надеюсь, и не обрастет), оно первично и молодо. Ведь изобразительное искусство в оптическом варианте — придворное по сути. Но искусство духа — это удел жрецов. Измаил вступил в этот мир жреческого искусства и взял на себя очень большие обязательства.

Как же теперь с этим прозрением быть? Что касается нас, мы должны отнестись к этому очень бережно. Ведь Измаил в этой ситуации уже не только марийский, но и чувашский художник. Он вообще часть своего творчества посвятил чувашам, выполняя некоторые работы, глядя на чувашей, изображая, думая о них, увековечивая. С другой стороны, чуваши, марийцы, удмурты, мордва когда-то имели общую этнокультуру, общую мифологическую базу (до христианизации). Мы имели общие основные мотивы мироздания, миропорядка — многобожие. Мы одухотворяем природу. Дерево для нас всегда было таким же живым, как и человек. У дерева были день рождения, юность, Продолжение рода, старость и смерть — все, как у человека. Целомудренное отношение к природе всегда было характерно для чуваш и марийцев («чуваш из-за оглобли не срубит целого дерева»).

Дерево – как человек, но человек – как мир. Вот эта мысль в «Древе жизни». Мир создан как человек, трехчастно: небо, земля, подземный мир. Но человек обладает грандиозным недостатком – он способен ходить. И он не находит себе места, суетится, воинствует. Наши древние считали высшим созданием Бога дерево. Только оно осуществляет непосредственное общение земли-матери и Бога. И по стволу дерева проходят обе энергии – неба и земли. Так происходит духовное оплодотворение. Дерево «не ходит», имеет место, а потому постоянный контакт с небом. Символы вообще не формальны, это не просто атрибут красоты, «каприз уклада». Почему, например, женщине надо носить косу? Коса — как ствол дерева. Токи ума и чувства «ходят» по ней и уравновешивают их, чтобы чувство не преобладало над разумом. И спускается коса от головы (неба) до земли (до конца спины, скажем).

Мы не знаем, всю ли жизнь наши народы прожили среди множеств богов, по крайней мере — это не могло так быстро уйти, чтобы не было возможности проснуться и прозреть художникам этих народов. Одним из них и является Измаил Ефимов, яркий, высокопрофессиональный artiste, который приводит к нам отринутых христианством наших богов. И вводит в наш мир, где мы прожили несколько тысяч лет, — и нам становится тепло и уютно.

Это, несомненно, работы талантливого человека (его учителем был и мой друг, и учитель тоже — Юрий Константинович Королев, бывший директор «Третьяковки»). После этих своих открытий он стал, я это называю натуральным, естественным марийцем — человеком этих лесов, полей, ветра, туманов. Отчего к его творчеству и проявил большой интерес, особенно ветры (но он; еще покажет свои работы и в других пространствах финно-угорской среды, где его примут с обожанием, я уверен). Я думаю, что во многом работы Измаила — это молитвы, высочайшая духовная форма творчества.

Вообще выставка эта сложна и многослойна. Условно: первая часть — изображения видимого мира, оптический его вариант, вторая — чуваши, их видимый мир, третья — духовное искусство, нечто невидимое в виде знаков и символов. Вера зрительных образов может быть выражена совершенно индивидуально, чувства систематизируются через знаки. У наших предков средства для изображения того же дух леса, болота были очень ограничены. Холст сыграл здесь грандиозную роль. Он скоординировал их, унифицировал эти знаки в масштабе, в модуле. До нас они дошли эстетически совершенно переработаны. Поэтом адреса многих знаков потеряны. Отчасти в этом «виновато» и изобразительное искусство (ориентированное на видимую сторону мира. Мир ведь гораздо шире, универсальнее, чем мы можем его видеть). Измаил Ефимов — художник, заново открывающий нам наши знаки.

У нас были попытки заняться этими вещами, мы и пытаемся этим заниматься. Однако Измаил резко повышает планку, и до него как бы надо еще подтянуться (это знак нам), на этот уровень мышления, уважения к нашим традициям. Потому что сегодня есть шанс прийти в мир с новым и великим искусством. И мы обязательно с ним придем. Художник Измаил Ефимов стал одним и первых послов такого искусства. Иногда в его адрес, правда, используют слово авангард. Но во временном аспекте мы применяем этот термин к новому искусству начала двадцатого века, а тот авангард вышел во многом из разрушения традиционно культуры, национальной: немецкой, русской австрийской, польской. В данном же случае все наоборот: он собирает, концентрирует, интерпретирует, сохраняет именно народные традиции. Авангардом это может быть названо только в буквальном, этимологическом смысле, как — впереди идущий. В остальном это совершенно своеобразное, самостоятельное явление, имени которому еще нет. Я думаю, что если не будет каких-то жестких вмешательств в искусство народов Поволжья, мы создадим особый мир, драгоценный и неповторимый. Измаил подступил к нему уже очень близко. В «Осенней сказке» (этноструктура) — именно та музыке, гармония, о которой я говорил. Это буйный расцвет, воспевание. Это талант в прекрасном зрелом состоянии. Я, например, верю, что человек — неизображаем, что это должно происходить как у Измаила в «Северянке»: человек как нечто трехчастное, орнаментальное. Это крупный шаг в сторону создания новых форм, нового зрения в изобразительном искусстве.

У нас в Чувашии это уже вторая выставка марийских художников, мы думаем, что тоже будем желанными гостями в Марий Эл. Нам есть что показать. А на основе это выставки желательно провести нечто вроде семинара, пригласить сотрудников гуманитарного института, директоров музеев, фольклористов. Пришел новый большой художник. Значит, есть о чем говорить.

Республика. 1997. 4-10 сентября.