|
14 марта 1877 г.1 Многоуважаемый Николай Иванович! [...] На здешнюю школуа больше прежнего обращают внимания, и на обучение на родном языке и пение религиозных молитв теперь немногие смотрят как на нечто антирусское и вредное для высших интересов России. Сам Белокрысенко уверовал значительно в полезность этой системы, хотя и думает, что религиозное образование не составляет важности, а суть в русском языке. [...] О назначении пособия Симбирской школе от православного миссионерского общества, по примеру прошлого, я хочу просить непосредственно совет, нынешних средств на содержание школы далеко не достаточно, и без такого пособия обойтись невозможно; если школа будет преобразована – другое дело, но это будет бог знает когда еще. Между прочим, ввиду преобразования здешней школы я, как сообщил Вам на рождестве, обращался к Симбир[скому] губерн[скому] земству. Собрание постановило, в случае преобразования, содержать 15 стипендиатов при школе и оказывать ей пособие ежегодно в размере 500 руб. на обучение ремеслам. Мне тем легче было достигнуть такого результата от собрания, что из 40 стипендий при Порецкой семинарии заняты только 15. [...] Вполне можно надеяться, что в здешней губернии Ваши воспитанники будут приняты с удовольствием; я, с своей стороны, постараюсь, чтобы, кроме чуваш, попали сюда и русские. В здешней школе дело идет хорошо, я ее нынешним состоянием вполне доволен. Мальчики занимаются как нельзя лучше, выказывают необыкновенное усердие и трудолюбие, успехи по всем предметам удовлетворительные, ведут также себя мальчики отлично. До сих пор благодаря бога никаких выдающихся проступков не было, а потому к наказаниям, разумеется, вовсе не приходилось прибегать. Такое состояние школы, если не главным образом, то в значительной степени, обязано учителям Д. Филимонову и Д. Павлову. Оба они заняты весьма своим делом и любят школу. Что касается до меня, я ими вполне доволен. В отношении учеников ведут себя примерно и друг с другом, по-видимому, живут дружно. У меня с ними до сих пор никаких недоразумений и столкновений не было. Хорошо и приятно, Николай Иванович, работать и трудиться при таких условиях. Всякий раз из школы я ухожу с отрадным чувством. Желаемая простота в нашей школе сохраняется. Мальчики наши старшего класса достигли значительного развития и приобрели с большими усилиями основательные познания, но одеты в чуваш[ские] рубашки и обуты по-чувашски. Я было прежде думал первый выпуск сделать в 1878 году, но теперь мне кажется, лучше держать два года, т. е. до 1879 года. Наши мальчики слишком еще молоды. [...] Попечителю я все еще не представил об открытии 3-х училищ и 10 начальных школ вроде братских, а также о пособии существующим школам. У меня еще не все сведения собраны. Смету на исправление дома, купленного для здешней школы, и на устройство помещения для женского чуваш[ского] двухклассного училища, которое предполагается открыть в селе Турунове Буин[ского] уезда, — архитектор составляет, но ужасно медленно. На днях попечитель мне прислал предложение, к которому приложено прошение крестьянина из чуваш Филиппова. Он 5 лет был, как оказывается из прошения, учителем в Чистопольском уезде и имел одобрительные отзывы от училищного совета. С месяц тому назад этот Филиппов присылал и ко мне прошение, а еще раньше меня обращался и к П. Н. Кудряшеву. Он добивается вакантного места учителя в Девлизеркинском училище, где всю зиму, по милости Петра Николаевичаа, вовсе учителя нет. Я не знаю, как Кудряшев отстранил себя от этого училища, указав, что оно находится в моем ведении; я же его хотя и должен был принять в силу распоряжения попечителя, но не принимал, потому что Кудряшев не сдавал и даже на мои неоднократные отношения и письма не отвечал. Я об этом докладывал и официально представлял попечителю. На этом основании я, естественно, в какие-либо непосредственные распоряжения по Девлизеркинскому училищу входить не мог и не имел права и должен был отклонить прошение Филиппова. Да мне официально и не известно, что место учителя вакантно, раз при Вас еще осенью я обращался с телеграммой. Кудряшев ответил — не вакантно, хотя после оказалось, что в Девлизеркине уже целых полгода не было учителя. Попечитель прислал прошение Филиппова на мое окончательное распоряжение. Так как Филиппова я вовсе не знаю и место в Девлизеркине желал бы предоставить лучшему из воспитанников Ваших, то Филиппову я прямо откажу и так попечителю напишу. Выше я упомянул, что хочу обратиться с ходатайством об оказании пособия здешней школе, но мне крайне совестно пред Алексеем Осиповичемб. Я был пред ним так неделикатен и невежлив, что по приезде из Москвы ни слова не написал ему и не поблагодарил за радушное гостеприимство, а после я тоже ничего не написал. К Вам во всю зиму первое письмо. Прошу у Вас в этом прощения и надеюсь, что Вы, Николай Иванович, зная меня, не припишите это чему-нибудь другому, кроме лени моей. [...] Рекеев сосватал себе невесту, племянницу очень умного и хорошего священника в Буин[ском] уезде Русановского. Девушка эта состоит учительницей в чуваш[ской] женской школе в селе Шераутах. Я был в этой школе, она по успехам лучшая и вообще поставлена отлично сравнительно с другими школами. Невеста Рекеева свободно говорит по-чувашски, девушка такая скромная. Мне кажется, для него она вполне подходящая невеста, а потому я этому очень рад. Вас искренне любящий И. Яковлев. 14 марта 1877 года. г. Симбирск. P. S. Александров вышел в отставку. Екатерине Степановне и всем Вашим семейным нижайший поклон. Когда написано было это письмо, мне пришли сказать, что Варвара Алексеевна Иброчева сегодня в ночь скончалась. Она в последние дни испытывала страдания. И. Яковлев. Яковлев, И. Я. Письма / И. Я. Яковлев. – Чебоксары, 1985.– С. 62-65. 1 Печатается по подлинникам (ОР ГБЛ, ф. 424, к. 3, ед. хр. 50) а Симбирскую чувашскую школу. а П. Н. Кудряшев. б А. О. Ключарев.
|